Замглавы НМИЦ онкологии имени Блохина рассказал, как коронавирус повлиял на лечение рака.
Проблемы, с которыми сталкиваются врачи-онкологи и их пациенты, когда все силы брошены на борьбу с коронавирусом, порой в ущерб больным с другими патологиями, Федеральное агентство новостей обсудило с заместителем директора по развитию онкологической помощи в регионах ФГБУ «НМИЦ онкологии имени Н. Н. Блохина» Александром Петровским.
— Насколько ситуация с COVID-19 оказалась критичной для онкологических больных, фактически попавших под двойной удар: ведь основное заболевание делает таких пациентов более уязвимыми для различных инфекций, в том числе для COVID?
— Действительно, COVID-инфекция накладывает отпечаток на всю нашу работу. Это касается нескольких аспектов. Во-первых, мы организовали тестирование, обращаю ваше внимание — это тестирование бесплатное — для всех пациентов, которые поступают в наш онкологический центр. Мы выделили отдельное теплое отапливаемое помещение, куда пациенты приходят; там им проводят термометрию и берут у них мазок на COVID-инфекцию. И дальше они там от двух до трех часов ожидают результаты тестирования.
Мы закупили экспресс-тесты, которые делаем при поступлении всем пациентам. Если у пациента тест отрицательный, он отравляется в приемное отделение и дальше госпитализируется по имеющемуся плану в соответствующее подразделение.
В случае, если тест оказывается позитивным, или если его результаты не точны, мы этот материал передаем в Роспотребнадзор, а пациенту рекомендуем оставаться дома на самоизоляции до получения окончательных результатов тестирования.
Что касается лечения самих пациентов, то мы в полном объеме оказываем всю необходимую помощь всем онкологическим больным, у которых риск лечения в период наличия COVID-инфекции не превышает риск прогрессирования их онкологического заболевания.
То есть, если это пациент ослабленный, и в настоящий момент очень высок риск осложнений от проводимого противоопухолевого лечения, мы в таком случае рекомендуем или увеличить интервалы между проводимыми курсами лечения, или уменьшить дозы, или используем в большей степени поддерживающую лекарственную терапию.
Мы сейчас с очень большой осторожностью относимся к выполнению массивных хирургических вмешательств у пожилых и ослабленных пациентов. Мы тщательно разбираем ситуацию с каждым конкретным пациентом и выбираем для него оптимальный вариант в отношении риска и пользы проведения любого варианта противоопухолевого лечения. В общем, по большому счету мы всех пациентов продолжаем лечить.
— Были ли у вас случаи инфицирования коронавирусом медиков или пациентов?
— У нас, как и во всех медицинских организациях, были случаи инфицирования пациентов и сотрудников. Мы разработали алгоритм действий на случай диагностирования такой инфекции. Мы разделили весь персонал на две группы — часть находится на профилактическом карантине, часть работает.
Если появляется инфицированный сотрудник, бригады меняются. А если появляется инфицированный пациент, то у нас все палаты одно- или двухместные, и мы изолируем такого пациента до приезда скорой помощи и перевода его в (профильный) стационар. К счастью, такие случаи у нас пока абсолютно единичные, и говорить о каком-то риске массового заражения сотрудников и пациентов в онкологическом центре не приходится.
— Как вы оцениваете количество зараженных COVID среди больных с онкологией по сравнению со средними показателями, например, по Москве?
— Такая оценка была бы не совсем правильной. Все-таки, в отличие от всего города, мы не находимся в режиме самоизоляции. Мы полноценно работаем, к нам приходят пациенты, наши сотрудники достаточно активно передвигаются по городу. Это не то же самое, как когда люди сидят по домам. Поэтому сравнивать процент заболевших в любой медицинской организации с общепопуляционным, конечно, в корне неверно. У нас за неделю выявляется один-два-три случая инфицирования, при том, что у нас тысяче коечная клиника и почти 3,5 тысячи сотрудников.
— Как ограничения в лечении плановых больных, введенные из-за карантина, могут сказаться на статистике по онкологии?
— Это зависит от длительности карантинных мероприятий. Что сейчас происходит: пациенты, у которых нет жалоб, — это условно здоровые люди. Они сейчас не проходят плановую диспансеризацию. Это первое.
Второе. Люди, у которых есть незначительные жалобы, сейчас стараются не обращаться к врачам, ожидая окончания эпидемии. И, если это какое-то новообразование, оно за время их не обращения может как-то увеличиться или чуть больше распространиться.
Теперь все зависит от длительности карантина. Если он продлится месяца полтора-два, то, скорее всего, каких-то существенных изменений с точки зрения статистических показателей в онкологии не произойдет, в том числе в Москве и Петербурге.
Если это продлится три месяца и более, то, во-первых, по окончании карантина будет повышенная нагрузка на службы и диспансерного, и первичного приема, а также на диагностические службы. Конечно, с этим будет тяжело справляться. Кроме того, будет определенная категория пациентов, у которых болезнь будет диагностирована на несколько более распространенной стадии, чем могла бы, если бы вся система здравоохранения сейчас работала полноценно.
Поэтому с высоты последних чисел апреля сложно давать прогноз. За прошедшие месяц-полтора, думаю, ничего существенно плохого не произошло. Если карантин продлится значительно, полагаю, какое-то ухудшение ситуации по статистическим показателям мы получим.
— Что вы можете посоветовать сейчас людям, которые подозревают, что у них может быть онкологическое заболевание? Как быть с таким понятием как «онконастороженность», когда при постановке сложного диагноза сначала стараются исключить онкологию?
— В этой фазе нужно в первую очередь исключать COVID-инфекцию, а уж потом — все остальное. Если у человека есть какие-то симптомы, подозрительные на COVID-инфекцию, в первую очередь надо обращаться к терапевтам и инфекционистам, а не к онкологам.
Если у человека есть онкологическое заболевание, ему надо держать связь со своим лечащим врачом, который знает ситуацию конкретного пациента и выберет для него оптимальный путь.
Если состояние такого пациента требует лечения, значит, это лечение будет приводиться. Если у пациента ситуация, при которой инвазивное лечение может быть совершенно спокойно отложено на какой-то срок, — нужно отложить. Ну, например, у больных раком предстательной железы при наличии хорошего прогноза вполне можно отложить выполнение операции или лучевое лечение, может быть на фоне какой-то гормональной терапии, которую можно проводить раз в три месяца, а то и раз в полгода. Это как пример. Есть и другие похожие ситуации.
Если у человека пока нет никаких диагностированных заболеваний, а есть только, как вы сказали, «онконастороженность», то есть, у него что-то где-то кольнуло, и он боится, не рак ли это, все-таки, думаю, сейчас не лучшее время ходить по медицинским организациям без каких-то явных жалоб. Если же жалобы действительно есть, то, в зависимости от того, что это за жалобы, конечно, необходимо обращаться к соответствующему специалисту. Мы продолжаем полноценно проводить диагностические обследования пациентов и при необходимости госпитализируем и назначаем соответствующий вариант лечения.